Круче домашних разработок белорусских чиновников бывает только их интерпретация мирового опыта на отечественной почве. Наглядный пример – судьба законодательства и практики банкротства в нашей стране.
Еще недавно казалось, что институт банкротства у нас вообще прикроют. По крайне мере, в отношении госпредприятий. Выступая 28 февраля на VIII съезде ФПБ президент Александра Лукашенко заявил, что лично не раз детально изучал вопрос о необходимости банкротства и реструктуризации предприятий и убедился, «что нам надо прекратить всякое банкротство и возню с антикризисными управляющими». По мнению главы государства чаще всего эти процедуры не приводят к оздоровлению: «разграбят, растащат, и они перестают существовать». А потому местным властям было предложено взять на себя роль антикризисных управляющих и спасать предприятия.
Беспокойство высшего начальства понятно: число банкротств «особо важных» госпредприятий растет так быстро, что лет через 5-6 можно и без госсектора остаться. А денег на их спасение больше не становится.
Неделю спустя концепция слегка изменилась. На очередном совещании было решено новый закон о банкротстве все-таки принять, но одновременно обеспечить гарантии прав работников на финансово несостоятельных предприятиях.
Оба вопроса успели обрасти солидной «бородой». Так, почти 4 года обсуждаются предложения по созданию гарантийных фондов для выплаты зарплаты работникам обанкротившихся предприятий – за счет взносов со всех остальных. Естественно, бизнес против дополнительных поборов, какими бы благими целями и мировым опытом их ни обосновывали. Вольно ФПБ ссылаться на изученный ими пример Литвы и Латвии. Но в этих странах налоговая нагрузка, в т.ч. на фонд оплаты труда, куда меньше, чем у нас, а пособия по безработице – несоизмеримо выше.
Мировой опыт у нас вообще привлекается чрезвычайно избирательно и своеобразно. Конечно, хочется, чтобы было как в Швейцарии, например, с утилизацией отходов. Но как только оказывается, что это лишь малюсенькая частица сложной институциональной системы, тут же звучит окрик «не надо тут рыночных каких-то рассуждений». Или, скажем, беспокоит начальство состояние тракторов и прочей дорогой техники. Там, где рынок сработал, у частника, его проверять не надо. «Это его личная собственность, он знает, как с ней обращаться», – признал президент. А остальных, которые «ходят с протянутой рукой и просят денег» на технику, надо постоянно контролировать. Казалось бы, чего проще – поспособствуйте, чтобы хозяев стало не меньше 1%, а хотя бы больше половины. Тогда и бесхозяйственность отомрет, и с продовольственной безопасностью все будет в порядке. Но не тут то было – лучше пусть армия чиновников бегает контролирует все и вся. Им же потом за всяческие упущения и нагорит.
То же самое получает с предложениями по совершенствованию института банкротства. Как рассказал первый заместитель премьер-министра Дмитрий Крутой, еще до конца года планируют принять новый закон о банкротстве.
Его проект бродит по кабинетам почти 4 года. Нормотворцы никак не могут отважиться признать банкротами не только предприятия, у которых коэффициенты платежеспособности формально ниже установленного уровня, но и тех, кто попросту не рассчитывается по своим долгам. Некоторые экстремисты даже покусились на особый статус процедур банкротства градообразующих и сельскохозяйственных (т.е. государственных) предприятий. Неудивительно, что проект неоднократно отправлялся на переработку. Теперь намечается еще одна – комплексная, зато с учетом международного опыта.
Таковым станет директива Евросоюза № 2019/1023 от 6.06.2019 с соблазнительным названием «О механизмах превентивной реструктуризации на ранней стадии разрушения бизнеса, предоставлении «второго шанса», повышении эффективности процедур реструктуризации, несостоятельности, банкротстве». Почему-то белорусские чиновники увидели в этом документе ориентацию «в первую очередь на восстановление должников, а не приоритет кредиторов».
На самом деле, в директиве ЕС главной целью провозглашено обеспечение надлежащего баланса интересов должников и кредиторов и лишь потом – повысить культуру спасения бизнеса на основе принципа «второго шанса». Прежде всего, речь идет о сокращении неработающих (просроченных) кредитов на балансах банков и предотвращение их накопления в будущем. Директива ЕС содержит правила раннего предупреждения и доступа к информации о вероятной несостоятельности, содействие переговорам по планам превентивной реструктуризации, составление этих планов, отдельные принудительные действия в поддержку переговоров, доступ по крайней мере к одной процедуре, обеспечивающей полное погашение долга через 3 года.
Ключевой элемент директивы – правила превентивной реструктуризации. Они включают вопросы содержания и порядка утверждения планов реструктуризации, включая возможность преодоления нерациональных возражений кредиторов (cross-class cram-down), защита «реабилитационного» финансирования и иных сделок должника, обязанности директоров на предбанкротной стадии и т.д.
Директива обязывает страны ЕС ввести хотя бы одну процедуру списания долгов предпринимателей. Это может быть одобрение плана частичного погашения долгов, реализация имущества должника, или комбинация обоих вариантов. При этом следует учитывать индивидуальную ситуацию должника, уровень его дохода и наличие имущества, а также интересы кредиторов. Допускается возможность изменения выплат должником в зависимости от его финансового положения. Если 3-летний срок истек, процедуру можно «воскресить», например, если финансовое положение должника впоследствии резко улучшилось.
В списании долгов согласно ст. 22 директивы может быть отказано в случае недобросовестного поведения должника, нарушение им графика погашения задолженности, злоупотребления процедурой списания долга, повторного обращения с заявлением о банкротстве, отсутствия финансирования и… в связи с необходимостью соблюдения баланса прав должника и его кредиторов.
К сожалению в той или иной степени большинство таких исключений давно стали правилом для многих госпредприятий, которые белорусские власти всячески пытаются оградить от банкротства. Эти предприятия за последние 10-20 лет получили и упустили столько шансов, что и не сосчитать. Можно, конечно, обнулить – нынче это модно. Только у кредиторов при этом шансов вернуть свои деньги почти не остается.
Еще одна цель директивы – гармонизация правил банкротства и списания долгов, чтобы уменьшить барьеры на пути свободного движения капитала. В странах ЕС эти правила до сих пор сильно различается. Например, в Германии списание в общем случае допускается спустя 6 лет после инициирования банкротства, в Ирландии – вдвое дольше, а в Великобритании, ныне покинувшей ЕС, – всего 1 год. Разнообразие сроков и процедур породило своеобразный «банкротный туризм», когда должник переезжает в другую страну, чтобы подать там заявление о банкротстве и списании долгов. Проблема «банкротных офшоров» (bankruptcy heavens) считается в ЕС не менее серьезной, чем уклонение от налогов.
Вроде бы у нас это не актуально. Хотя, кто знает? Может, стоило бы гармонизировать правила реструктуризации долгов для всех – вместо точечных «долговых» преференций АПК и отдельным госпредприятиям, погоревшим на модернизации и прочих бюрократических фантазиях? Конечно, для нашего начальства интересы должников приоритетны, а людей, там работающих – вообще святое дело (конечно, никакого популизма). Но разве это означает абсолютное игнорирование интересов кредиторов, доводящее их самих до банкротства довести?